ЗАРАНЕЕ ОТ СЕБЯ ДОБАВЛЮ:
Я не согласен с данным человеком(Энтони Шандором) ни в одном из основных вопросов рассмотренных в его трудах,но считаю его колоритным,интересным и ,по-своему,гениальным
Антон Шандор Ла Вей Поклонение Дьяволу как универсальной персонификации сил Тьмы всегда вызывало крайне негативную реакцию со стороны представителей господствующей идеологии. На протяжении столетий люди, которых общество определяло как пособников Сатаны, подвергались порицаниям, гонениям и нападкам, вплоть до узаконенного физического уничтожения. В сознании обывателя само слово «Сатана» традиционно связывалось с чем-то пугающим и неизменно злым, и, само собой, те, кто пытались вступить во взаимодействие с Сатаной, редко находили сочувствие у окружающих. Давным-давно канули в лету времена тотального диктата христианской церкви, когда одного подозрения в связях с Нечистым подчас было достаточно для того, чтобы отправиться на костёр. Образ Дьявола по-прежнему ассоциируется с чем-то тёмным и запретным, но годы преследования, похоже, лишь прибавили ему привлекательности. Тех людей, которых, в силу их конфессиональных пристрастий и мировоззрения, можно было так или иначе причислить к сатанистам, хватало в любую эпоху, но создание абсолютно легального, централизованного культа Сатаны стало возможно лишь в двадцатом веке. Человеком, который взялся за осуществление этого предприятия, стал американец Антон Шандор Ла Вей, родившийся в 1930 году
Часть I. Детство, отрочество, юность.
Антон Шандор Ла Вей с самого раннего детства начал проявлять недюжинный интерес ко всему таинственному, нестандартному и гротескному. Его бесконечно привлекали вещи, люди и явления, которые большинству окружающих казались подозрительными, отталкивающими и даже уродливыми. Ещё в самом невинном возрасте Ла Вей начал стремиться к одиночеству, но это одиночество не являлось следствием социальной дезадаптации или отторжения со стороны сверстников. По крайней мере, Бланш Бартон, официальный биограф Чёрного Папы, утверждает, что Ла Вей не слишком расстраивался из-за своей неспособности влиться в коллектив. В те юные годы он осознал и принял для себя то духовное стремление, которое впоследствии определило его дальнейшую судьбу –желание «быть другим», в корне отличаться от окружающих по образу мышления и поведения, порой добиваясь этого весьма экстравагантным способом. Эту «инаковость» Ла Вей тщательнейшим образом культивировал на протяжении всей своей жизни.
Каждое общество создаёт образцы для подражания. Социуму необходимы образы героев, внушающих уважение своей силой и определяющие стандарты поведения для подрастающего поколения. В советском обществе образцом для подражания служили герои революции и Великой Отечественной войны, в американском – лихие ковбои и голливудские актёры. Так вот, в отличие от большинства сверстников, кумиром детства и отрочества Ла Вея был вовсе не Буффало Билл, а сэр Бэзил Захарофф, авантюрист начала двадцатого века, циничный торговец оружием. Он был искуснейшим политическим манипулятором, который сочетал в себе черты характера, вызвавшие в душе юного Ла Вея самый живой отклик – интеллект, элегантность и безжалостность. Другой фактор идеологизации американской нации, голливудское кино, которое с течением времени постоянно укрепляло свои позиции, так же не привлекало Ла Вея - в юности он предпочитал немецкие фильмы ужасов двадцатых годов, творения Фрица Ланга и Фридриха Вильгельма Мурнау, первые кинематографические попытки заглянуть на тёмную сторону человеческой натуры.
Как уже говорилось, Ла Вей не слишком интересовался общением со сверстниками, и терпеть не мог школу, которая лишь мешала ему изучать предметы, интересовавшие его по-настоящему. Он очень любил посещать безлюдные места, особенно те, которые пользовались славой «дурных», - где когда-то совершались преступления или наблюдались проявления потусторонних сил. В подростковом возрасте этот интерес к запретному усилился и отчасти трансформировался, и Ла Вей всё чаще стал бывать в местах сборищ маргиналов – проституток, сутенёров, жуликов и профессиональных игроков в бильярд. В возрасте лет шестнадцати Ла Вей создал себе имидж, соответствующий облику бандита тех времён: он носил кожаные куртки, широкие брюки и пиджаки с подложенными плечами и узкими манжетами.
Принятый им образ гангстера являлся лишь внешней стороной дела, которой Ла Вей всегда придавал очень большое значение. Ему нравилось это несоответствие, облик громилы действительно сильно контрастировал с его всё больше проявляющейся сущностью интеллектуала. Со своей тягой к таинственному, Ла Вей не мог пройти мимо многочисленных трактатов по магии, в изобилии продававшихся в книжных лавках Сан-Франциско. За бросовую цену здесь можно было приобрести самую разнообразную оккультную беллетристику, в том числе и книги с описаниями ритуалов вызова различных тёмных сущностей. Впрочем, большинство из этих гримуаров казались ему совершенно бесполезными и пустыми, особенно его возмущали инструкции по изготовлению особых защитных средств, которые необходимо применять против вызванных демонов. Он никак не мог взять в толк, почему нельзя обращаться с этими демонами, как со своими друзьями. Стремление защититься и откреститься от сил Тьмы, которых заклинатель вызывает для достижения своекорыстных целей, расценивались Ла Веем как проявление лицемерия и трусости. Он понял, что люди, занимающиеся написанием этих трактатов, являются магами не в большей степени, чем баптистские и евангелические проповедники. Гораздо больше многочисленных авторов книг по магии ему импонировали гордые одиночки, стоявшие вне морали и презирающие общепринятые ценности, чья огромная духовная сила позволяла им манипулировать сознанием обывателей и перестраивать жизнь согласно собственному желанию. Таких людей, как Захарофф, граф Калиостро и Григорий Распутин, Ла Вей считал чародеями от природы, магами «де факто», чья способность к волшебству заключалась в прекрасном знании людской психологии и способностью оказывать влияние на мнение окружающих. Вообще, идея магии у Ла Вея всегда связывалась не столько с верой в мир духов и возможность контакта с потусторонними силами, сколько со способностью овладевать людским вниманием и эмоциями и управлять ими по собственному усмотрению, добиваясь исполнения своего желания. Именно на это был направлен обозначенный им «сатанинский» стиль поведения, и именно принцип «человеческой стороны дела», в конечном итоге, был положен в основу изобретённых позднее драматичных ритуалов.
Ещё одной страстью Антона Шандора Ла Вея, страстью, которую он пронёс через всю свою жизнь, была музыка. Способности к музицированию Ла Вей проявил очень рано, ему ещё не было и десяти лет, когда он научился играть на арфе, тромбоне и кларнете, щипковых и смычковых инструментах. Позднее он освоил гобой, и к пятнадцати годам его навыков вполне хватало на то, что бы стать вторым гобоистом оркестра сан-францисского балета. Судя по всему, перед юношей вполне могли открываться перспективы внушительной музыкальной карьеры, но Ла Вей, явно всё больше проникавшийся идеей своей непохожести на окружающих, решил пойти по совсем иному пути. Ему была необходима среда, которая являла бы собой нечто полностью отличное от «официального» общества, место, где действовали бы совсем другие внутренние отношения. Такой средой не мог стать криминал, ибо преступный мир представляет собой лишь оборотную сторону респектабельного общества, являясь его неотъемлемой частью. Ла Вею требовалось нечто в корне отличающееся по своей сути о потребительского социума, и он, в конце концов, нашёл такое место. В возрасте семнадцати лет он устраивается на работу в цирк Клайда Битти.
Часть II. Ансамбль лилипутов-эксцентриков.
Жизнь в цирковой среде действительно была совсем непохожа на то, что творилось за стенами заведения Битти. Здесь Антон Ла Вей мог, наконец, сполна утолить свою жажду нестандартного и маргинального. Люди, которые его окружали, являлись воплощением гротеска, но, тем не менее, в цирке они смотрелись весьма органично. Человек-Пушечное ядро, лилипуты и им подобные артисты создавали здесь собственный, сепаратный социум. Ла Вей проявил способности к работе дрессировщика, особенно ему нравилось общаться с крупными хищниками – львами и леопардами. Ла Вею великолепно удавалось находить с ними общий язык, что, впрочем, совсем не являлось гарантией того, что хищник не мог причинить вреда дрессировщику. Позднее Ла Вей вспоминал, что работа со львами несколько раз едва не стоила ему жизни. Лев – очень здоровый и сильный зверь, он может убить человека, просто решив дружески поиграть с ним. Ла Вей говорил, что именно такие ситуации способны научить магии – когда твоим единственным оружием против бесконечно более сильного хищника является собственная воля. Любовь к животным стала ещё одной отличительной чертой Ла Вея, многие люди, которые общались с ним, говорили, что он любил зверей гораздо больше, чем себе подобных.
Очень скоро цирковое начальство стало использовать Ла Вея не только в качестве дрессировщика, но и как музыканта циркового оркестра. Ла Вей много экспериментировал со звуком, пытаясь определить, как влияют на настроение людей и животных различные мелодии. Много позже он будет применять полученные знания в ритуалах Церкви Сатаны, используя музыку для экзальтации сознания участвующих в ритуале людей. Своё общение с миром маргиналов Ла Вей продолжил, перейдя из цирка в балаган. Здешние обитатели отличались ещё более ярким внешним колоритом. Профессор Теобальд, возглавлявший блошиный цирк, любил прилюдно засучивать рукава и кормить кровью своих блох. «Человек-страус» Якоб Хайльбергер имел способность заглатывать живых мышей. Ла Вей чувствовал себя своим в причудливой атмосфере балагана. Именно здесь он понял, насколько сильной потребностью человеческого существа является самообман. Люди покупали абсолютно ненужные талисманы, раскошеливались перед хиромантами, отдавали деньги в шатрах предсказателям лишь за одну возможность получить ничего не значащее и подчас абсолютно глупое пророчество. Он постоянно сталкивался с тёмными аспектами человеческой натуры - проявлениями садизма, фетишизма, вуайеризма, но все эти явления казались ему вовсе не отталкивающими, а абсолютно естественными. Люди хотят, что бы их дурачили, и они будут ненавидеть тебя, если ты одурачишь их недостаточно сильно. Ла Вей так же познакомился с деятельностью христианских миссионеров, которые использовали балаганные площадки для своих проповедей. Он подрабатывал, исполняя музыку на их собраниях. Бланш Бартон приводит его слова, характеризующие происходившее там:
«В субботу вечером я видел мужчин, которые с вожделением пялились на полуголых девушек, танцующих в балагане, а в воскресенье утром, когда я играл на органе для миссионеров в другом конце балагана, я видел тех же самых мужчин, сидящих на скамьях со своими жёнами и детьми, умоляющих Бога простить их и очистить от плотских желаний. И тогда я понимал, что Христианская Церковь живёт лицемерием, и что человеческая плотская натура – как шило в мешке, её не утаишь!»
Балаган являлся тем местом, где все скрытые человеческие пристрастия и самые грязные, подчас преступные желания выходили на поверхность. Здесь человек мог обнажить те стороны своей души, которые в обычном мире повседневности считались порочными и «асоциальными». В балаганной среде все проявления подобных душевных качеств выглядели абсолютно естественно и закономерно. Позднее, в основу деятельности Церкви Сатаны будет положена догма о природном характере человеческих склонностей, особенно тех, которые касаются секса. По мнению Ла Вея, человек ни к воем случае не должен испытывать комплекс вины лишь из-за того, что ему свойственно нечто такое, что порицается общественным мнением, наоборот, именно культивируя это «неправильное» качество, можно приобрести духовную силу. Работа в балагане ещё более укоренила Ла Вея во мнении, что человек является лишь ещё одним животным, «иногда лучшим, чаще же худшим, чем те, кто ходят на четырёх лапах».
«Балаганный» период в жизни Ла Вея закончился так же закономерно, как и начался. Ла Вей просто получил необходимый и столь желанный жизненный опыт относительно свойств животной и человеческой натуры. Он явно не собирался проводить в балагане всю оставшуюся жизнь. Наступало время следующего шага.
Часть III. Адвокат Дьявола.
Ла Вей на время осел в Лос-Анджелесе, где зарабатывал себе на хлеб, играя на электрооргане в стрип-барах. Именно тогда он пережил бурный роман с Мэрилин Монро, бывшей в те годы никому не известной танцовщицей - стриптизёршей. Впрочем, их отношения не продлились долго, и через какое-то время Ла-Вей покинул Лос-Анжелес и вернулся в Сан-Франциско, где устроился на работу в полицейское управление фотографом. Впечатлений от этой деятельности у него было более, чем достаточно – преступный мир крупного города жил весьма бурной жизнью. Ла Вею тут и там попадались жертвы жестоких убийств, продукты профессиональной деятельности гангстеров и маньяков. День ото дня сталкиваясь с проявлениями зла, Ла Вей окончательно уверился в мысли, что вера в бога является не более чем продуктом самого жестокого самообмана в истории человечества. Патриархальный Господь был лишь фетишем, фетишем тяжким и ненужным, воплощавшим в себе человеческие страхи и пустые надежды. Мы приводим ещё одну цитату из книги Б. Бартон:
«Бога нет. Нет на небесах верховного всемогущего божества, которое заботится о жизни человеческих существ. Там, наверху, нет никого, кому было бы не наплевать. Человек – вот единственный Бог. Человека надо научить отвечать за свои действия перед собой и другими людьми».
Антон Шандор Ла Вей осознал, что людям необходимо другое, истинно человеческое божество, божество, которое воплощало бы в себе качества, свойственные человеку, и не прикрывалось бы лицемерным отказом от страстей и пороков. Таким божеством был Сатана, символизировавший собой всё то, отчего столь истово отговаривали обывателей представители господствующей идеологии и христианской церкви. Сатана, вечно гонимый искуситель, бесконечно привлекал Ла Вея своей близостью к человеческой природе и неодолимой силой, перед которой падали любые моральные преграды.
Ла Вей всегда был деятельной натурой, и он начал предпринимать конкретные шаги для того, что бы собрать как можно больше сведений о сатанизме, магии и сходных материях. Он посещал собрания разных оккультных кружков, в основном состоящих из последователей Алистера Кроули, но то, что он там видел и слышал, никоим образом не могло вызвать у него симпатии. Согласно его мнению, все современные адепты оккультизма были напрочь оторваны от живой реальности. Ла Вей решил для себя, что он смыслит в магии гораздо больше, чем любой отец-основатель очередного эзотерического общества. Будущий Чёрный Папа укоренился в убеждении, что магические знания нужно получать не из книг, а из прямого жизненного опыта, наблюдая за людьми и делая грамотные выводы. В какой-то момент он осознал, что у него имеются все необходимые ресурсы для основания собственной сатанинской организации.
Отправной временной точкой рождения Церкви Сатаны стала Вальпургиева ночь (ночь с 30 апреля на 1 мая) 1966 года. Последовавший за ней период характеризуется всплеском огромного интереса к этой организации и к сатанизму вообще. Что характерно, люди, которые участвовали в ритуалах Церкви, отнюдь не были маргиналами, большинство из них представляло собой обычный средний класс. Судя по всему, именно в те годы Ла Веем была выдвинута догма о том, что сатанист – это девять частей респектабельного на одну часть оскорбительного. Нам мало что известно о конфликтах сан-францисских сатанистов с официальным истеблишментом, но они вряд ли могли носить массовый характер. В Церкви Сатаны были принимаемы многие уважаемые в Штатах люди, 1 февраля 1967 года Ла Вей отслужил обряд сатанинского бракосочетания между политическим журналистом Джоном Реймондом и дочерью известного нью-йоркского адвоката Джудит Кейс. Это, как и многие другие мероприятия подогревали к организации Ла Вея интерес со стороны прессы, чем Чёрный Папа, естественно, пользовался для популяризации своего учения. В первые годы существования Церкви, проводимые в ней ритуалы носили по преимуществу богохульно-антихристианский характер. Американский антрополог Э. Моуди, например, описывает обряд, при проведении которого ведьма, переодетая монахиней, вступает в сексуальный контакт с неофитом. Ритуальному надругательству подвергались многие предметы христианского культа, такие, как библии и распятия, что, естественно, не могло не вызвать протестов со стороны многочисленных христианских общин Америки. Кстати, до сих пор многие обвиняют Ла Вея в том, что он так и не смог отойти от банального богохульства, и что декларируемый им сатанизм является не более чем очередной формой антихристианства. Э. Моуди объясняет смысл богохульных ритуалов тем, что они являются своеобразной формой психической терапии. Для большинства средних американцев атрибуты христианства означают мораль и накладываемые ею ограничения, которые порождают комплексы и лишают человека духовной свободы. Участвуя в осквернении предметов, перед которыми его всю жизнь учили испытывать священный трепет, человек преодолевает эти ограничения, избавляясь от синдрома общественного давления и внутренних противоречий. Моуди, профессиональный учёный, являясь незаинтересованным лицом, исследовал деятельность Церкви Сатаны и пришёл к выводу о положительном влиянии, которая она оказала на многих своих прихожан. Многие люди, пройдя через ритуальную практику Ла Вея, избавлялись от мучающих их проблем, и становились нормальными, социально адаптированными гражданами.
Через какое-то время Ла Вей полностью сформулировал основные догмы своего учения и задокументировал их письменно. Так на свет появился первый из его крупных литературных трудов, «Сатанинская Библия», которая до сих пор является самым знаменитым сочинением Антона Шандора Ла Вея. Основанная на «Девяти сатанинских постулатах», она ставит своей задачей объяснить рядовому обывателю, что есть сатанизм. Девять постулатов приводятся в самом её начале.
1) Сатана олицетворяет потворство, а не воздержание.
2) Сатана олицетворяет жизненную суть вместо несбыточных духовных мечтаний.
3) Сатана олицетворяет неосквернённую мудрость вместо лицемерного самообмана.
4) Сатана олицетворяет милость к тем, кто её заслужил, вместо любви, потраченной на льстецов.
5) Сатана олицетворяет месть, а не подставляет после удара другую щёку.
6) Сатана олицетворяет ответственность для ответственных вместо участия к духовным вампирам.
7) Сатана представляет человека всего лишь ещё одним животным, иногда лучшим, чаще же худшим, чем те, кто ходит на четырёх лапах; животным, которое вследствие своего «божественного, духовного и интеллектуального развития» стало самым опасным из всех животных.
8) Сатана олицетворяет все так называемые грехи, поскольку они ведут к физическому, духовному и эмоциональному удовлетворению.
9) Сатана был лучшим другом Церкви во все времена, поддерживая её бизнес все эти годы!
Многие люди, ознакомившись с одержанием «Сатанинской Библии», с удивлением обнаружили, что учение Ла Вея не имеет ничего общего с их представлением о поклонении Дьяволу. Ла Вей проповедует достаточно материалистическую, плотскую доктрину, призывающую жить в своё удовольствие, добиваться в жизни успеха и давать жить другим. В книге напрочь отсутствуют призывы к насилию и вседозволенности, ибо «сатанинский» образ жизни вовсе не подразумевает ущемление интересов окружающих. Сатанист имеет право причинить вред человеку лишь тогда, когда тот стремиться причинить вред ему самому. Сатанист так же ни в коем случае не должен применять насилие к животным и детям. Даже в сфере секса – а сатанистам всегда вменялась в вину сексуальная распущенность, – сатанист может проявлять свои склонности только тогда, когда они являются приемлемыми для его партнёра.
Возникает естественный вопрос: почему эта новая «религия более плоти, нежели духа», называется сатанизмом? Почему этот свод эпикурейско-ницшеанских догм носит такое наименование? Ведь многие люди, знакомясь с дьявольским учением, понимали, что они придерживались чего-то подобного на протяжении всей своей жизни! В своём более позднем труде, «Записной книжке Дьявола», Ла Вей пишет по этому поводу вот что:
«Я назвал свои раздумья «Сатанизмом», потому, что это название наиболее интригующе. Самодисциплина и мотивация лучше всего проявляются при возбуждающих условиях. Сатанизм означает «противостояние» и вкратце обобщает в себе се символы нонконформизма. Сатанизм требует от человека превращать обязанность в преимущество, отчуждённость – в особенность. Иными словами, это названо сатанизмом, потому, что это весело, точно и действенно».
«Сатанинская Библия» вызвала недоумение у многих интеллектуалов, которые, со своим постоянным желанием классифицировать всё и вся, никак не могли взять в толк, что же это, в конце концов, такое: философский труд, свод религиозных правил или очередной магический гримуар? Сочинение Ла Вея казалось им слишком простым и иногда даже примитивным из-за доступности излагаемых принципов. Дело тут, по всей видимости, заключается в том, что книга была рассчитана на самую массовую аудиторию, и являлась скорее прямым руководством к действию, нежели очередным метафизическим трактатом. Ла Вей, хорошо изучивший сознание американского обывателя, бил по самым больным местам, взывал к наиболее элементарным инстинктам, - и добился успеха! Тираж «Сатанинской Библии» был скуплен в рекордно короткий срок, равно как и все последующие переиздания.
Важное место в сфере сатанизма занимает магия. Сатанист может применять ритуальную магию для того, что бы вызвать симпатию и влечение у понравившегося ему человека, что бы оказать содействие близким или для ритуального уничтожения врага. Помимо определённых обрядов, в учении Ла Вея фактически отсутствует мистическая составляющая, что делает данное учение более материалистичным и доступным для массового восприятия. Нам не известно, действительно ли Ла Вей обладал магическими навыками, но Бланш Бартон приводит описание ряда весьма характерных случаев. По её словам, со многими людьми, которые пытались причинять главе Церкви Сатаны неприятности, в последствии происходили различные несчастья. Например, Сэм Броди, менеджер американской кинозвезды шестидесятых Джейн Мэнсфилд, с которой у Ла Вея был роман, постоянно пытался препятствовать их отношениям, и Ла Вей наложил на него проклятье, в результате действия которого Броди и Мэнсфилд погибли в автокатастрофе. На полностью занятых автостоянках кинотеатров, к которым подъезжала машина Ла Вея, вдруг совершенно загадочным образом образовывались свободные места, и такие происшествия, по утверждению Б. Бартон, происходили с Ла Веем постоянно. Не совсем ясно, можно ли объяснить эти загадочные случаи действием потусторонних сил, вопрос здесь, скорее, в том, как воспринимать происходящее. Подобно публичным чародеям древности, Ла Вей имел способность использовать неослабевающую энергию людского внимания в своих целях, добиваясь удивительных результатов, совершенно необъяснимых с рациональной точки зрения. Сам образ жизни Ла Вея, его полная абстрагированность от обывательских проблем, видимо, помогал ему обретать жизненную силу.
Часть IV. Отзвуки века джаза.
Как уже говорилось, Ла Вей очень быстро приобрёл статус публичного человека. В его доме постоянно происходили какие-то собрания, за ним всюду следовали репортёры. Церковь Сатаны, равно как и её деятельность, постепенно приобретали статус коммерческого продукта. Между тем, Ла Вей совсем не желал выходить в тираж, возможно, это являлось одной из причин, почему Церковь Сатаны стала в резкую оппозицию к молодёжному движению шестидесятых-семидесятых. Ла Вей твёрдо решил, что всё, что связанно с хиппи, психоделической культурой и употреблением наркотиков, является вовсе не формой протеста, как это декларировалось, а лишь очередным проявлением мэйн-стрима. Сатанизм, разумеется, не мог встать на одну доску с пацифизмом и идеей всеобщей любви, но, думаю, предпосылки размежевания лавеевской Церкви с массовой молодёжной культурой, в основном, заключалось в той неприязни, которую Ла Вей испытывал к стадности и поглощению индивидуального начала. К тому времени его «Тайная жизнь сатаниста» уже давно перестала быть тайной. Она действительно сделалась общественным достоянием!
Ла Вей принял весьма радикальные меры по очищению своей жизни от постоянного чужого вторжения. Решив, что он уже достаточно заявил о себе, глава Церкви Сатаны практически перестал появляться на публике и разговаривать с прессой, ограничив круг своего общение лишь самыми близкими друзьями, многие из которых признавали в последствии, что никто из них по настоящему не знал Ла Вея. Ла Вей регулировал действия своей организации уже не напрямую, а через разветвлённую систему помощников. К началу восьмидесятых Чёрный Папа становится всё большим затворником, тогда как его учение продолжает захватывать людские умы.
«Веком джаза» называется период американской истории, охватывающий двадцатые-тридцатые годы прошлого столетия. Молодость Ла Вея прошла в сороковые-пятидесятые, но эстетика тех лет куда больше тяготела к романтическому времени американского «сухого закона», нежели к технократии будущего. Ла Вей на всю жизнь сохранил влечение к атмосфере того периода – века кабаре, громоздких автомашин с хромированными бортами, женщин с завитыми волосами, одетых в широкие платьях и мужчин, облачённых в длинные плащи и шляпы с прямыми полями. В своём доме, который он покидал всё реже и реже, Ла Вей пытался полностью воссоздать столь любимое им время юности. В «Записной книжке Дьявола» он описывает одну из своих комнат:
«Она является точной копией грязной комнаты в старом, но ещё крепком кирпичном отеле. Стены обклеены обоями с жёлтыми незабудками, и голубоватый ковёр приятно контрастирует с пёстрым паркетом. За единственным окном всегда ночь и идёт дождь, пульсирует неоновая рекламная вывеска, а на обшарпанном бюро старое фанерное радио играет песни о несчастной любви и послевоенных мечтах. Железная кровать, на которой я лежу, накрыта ситцевым покрывалом, на ночном столике – лампа и старинная портативная пишущая машинка. И картины в рамках – печальные цветы, старающиеся выглядеть весело, затхлый ландшафт под свинцовым небом, казино на острове Каталина и ковбойская девушка, сидящая на заборе кораля.»
Это описание, по моему мнению, более, чем какие-либо другие слова, способна отразить суть образа жизни Антона Шандора Ла Вея в восьмидесятые и девяностые годы. Ностальгирующий мизантроп, одинокий циник, так сильно желавший сохранить в неприкосновенности свой столь драгоценный внутренний мир, он всё больше отдалялся от человечества. Представитель века джаза не желал становиться частью эпохи хэви-метала. Обществу живых людей он всё чаще предпочитал изготовленных им самим синтетических манекенов, «искусственных компаньонов человека». Тот факт, что сатанизм приобретает всё большую популярность в молодёжной среде, тоже, по всей видимости, не вызывал у Антона Ла Вея большого энтузиазма. Многочисленные металлические группы, публично присягающие на верность Дьяволу, в массе своей, игнорировались Ла Веем. В качестве исключения можно упомянуть Кинга Даймонда, с которым лидер Церкви Сатаны поддерживал тесное общение (см. интервью с Кингом Даймондом, опубликованном в декабрьском номере журнала «Рок-оракул»). Во второй половине девяностых Ла Вей так же неоднократно встречался с Мэрилином Мэнсоном, которому был пожалован сан священника Церкви. Именно Мэнсон в своей книге “Long Hard Road Out Of Hell” пишет о том, что в те годы Ла Вей уже не покидал своего дома, несмотря на отменное здоровье и силу. Мир людей окончательно утратил интерес для Главного Сатаниста современности. Антон Шандор Ла Вей скончался в 1997 году в возрасте шестидесяти семи лет.
Часть V. Ла Вей в России – больше, чем Ла Вей!
В 1995 году на русский язык была переведена «Сатанинская Библия», которая, как и в Америке, не залежалась надолго на прилавках магазинов (в нашем случае - ДК им. Горбунова и многочисленных рок-подвалов). В отличие от США, в России учение Ла Вея нашло отклик в основном в молодёжной среде. Не поддающиеся счёту Чёрные Адепты, порождения вселенского зла и творчества группы Burzum, начали плодиться, как вирусные организмы, попавшие в благоприятную среду. Тысячи подростков, облачившись в перевёрнутые кресты и пентаграммы, начали практиковать чёрную магию со свойственным России размахом. В нашей стране образовалось значительное количество сатанинских сект разной степени компетентности, некоторые из которых оказались причастны к совершенно отвратительным преступлениям. А ведь классическая организация Ла Вея никогда не пускала в свои ряды криминал! Ла Вей неоднократно подчёркивал, что Церковь Сатаны стоит на стороне закона и порядка, в ней, помимо прочего, существовал строжайший запрет на употребление наркотиков и на совершение других преступных действий.
Отечественные хулители Ла Вея, впрочем, в своей оголтелости нисколько не отстают от его почитателей. В данной статье уже приводились постулаты лавеевского сатанизма, известные так же, как «девять сатанинских заповедей». Так вот, Русская Православная Церковь имеет своё, особое мнение по поводу данного идеологического аспекта, равно как и по поводу всего, что в той или иной степени относится к теме. В книге «Отрекаюсь от тебя, Сатана» издательства «Даниловский благовестник», выпущенной в 1999 году, приводится несколько иной вариант сатанинских заповедей. Выглядят они так:
1) Не люби, 2)Полная идея культа Сатаны, 3)Месть, 4)Делай вред ближним, 5)Имей совесть, погрязшую во зле, 6)Приноси жертвы, 7)Убей, 8)Богохульствуй.
Очень жаль, что Антон Шандор Ла Вей уже никогда не сможет ознакомиться со столь оригинальной интерпретацией собственных догм. Современники характеризовали его как человека, обладающего хорошим чувством юмора, думаю, он бы это оценил. Количество подобных пассажей огромно, и, глядя на список злодеяний, приписываемых последователям Ла Вея, невольно задаёшься вопросом, какая из двух систем, сатанинская или христианская, действительно несёт в себе зло?
Идеологическое ослепление не имеет конфессиональной принадлежности. Нетерпимость, некомпетентность и фанатизм встречаются среди представителей любой религии, будь то христианство, ислам, иудаизм или сатанизм. В определённой обстановке наличие ярко выраженных религиозных пристрастий уже само по себе является взрывоопасной ситуацией. Герой этой статьи, Антон Шандор Ла Вей, был убеждённым противником любых форм императива, в том числе и сатанинского. Целью статьи являлось освещение не столько его учения, сколько его самого, его становления и жизненного пути. Ла Вей, несомненно, не был обычным человеком, принадлежа к породе людей, отношение к которым очень редко бывает равнодушием, колеблясь от слепого обожания до слепого отторжения. Но и его поклонники, и гонители не могут отрицать того простого факта, что этот человек действительно стал неотъемлемой частью истории современной культуры. Сама его жизнь была способна вызывать огромный интерес людей, а это дано далеко не каждому